Том 9. Мастер и Маргарита - Страница 212


К оглавлению

212

Порфирий. Погоди, погоди. (Бросает какие-то бумажки в огонь.)

Наташа. Солдат не солда…

Порфирий. Что нужно? Кто там?

Сталин (глухо). Пустите. Это я.

Наташа. Нет. Кто это?

Порфирий. Не слышу я, ветер мешает…

Сталин (глухо). Наташу позовите…

Порфирий. Наташи нет, она уехала в деревню…

Сталин. Ну тогда Сильвестра или Порфирия.

Порфирий. Никого нет…

...

Голос Сталина умолкает, послышались шаги.


Наташа (внезапно). Да что ты делаешь. Что ты делаешь! (Срывается с места, убегает)

...

Брякнул крючок, стукнула дверь. Наташин голос глухо во дворе.


Вернись! Вернись!

Порфирий. Что ты? Наташа! (Заглядывает в окно, идет к дверям.)

...

Вбегает Наташа.


Наташа. Смотри, смотри!..

...

Входит Сталин. Он в солдатской шинели и фуражке.


Порфирий (отступая). Этого не может быть! Не может быть! Или я сошел с ума! Так не бывает!

Сталин. Ты меня поверг в отчаяние! Ни одного адреса! Куда пойдешь?

Порфирий. Этого не бывает! Этого не бывает!

Сталин. Двери ты закрыла?

Наташа. Да снимай же шинель! Закрыла! Снимай шинель!

Порфирий. Нет! Не снимай! Не снимай, пока не скажешь только одно слово — как?! Одно слово!

Сталин. Бежал. (Снимает шинель.)

Порфирий. Из Сибири?! Ну, это… это… Я хотел бы, чтобы его видел только один человек ― полковник Трейниц! Показать! Через месяц сбежал! Из Сибири! Это что же такое? Трейницу показать!

Сталин. Не надо… нет… он примет это за хвастовство. Обидится.

Порфирий. Нет! За что же?!

Наташа. Ты самый боевой в организации. Чего удивляешься?

Порфирий. Как не удивляться?! Одному хотел бы его показать сейчас — Сильвестру! Сильвестр чтоб видел. Впрочем, я знал! Я знал! Я это предчувствовал!

Наташа. Ах, ты!.. Ему можешь, а мне что ты лжешь в лицо? (Сталину.) Хоронил, хоронил тебя только что! У печки хоронил, выворачивал душу мне!

Порфирий. У него слабая грудь! Конечно, какой у него шанс?

Сталин (идет к огню). У меня совершенно здоровая грудь и кашель прекратился… Я, понимаете, провалился в прорубь, обледенел, вылез и так шел двенадцать верст. И думал, что я теперь умру непременно, потому что лучший доктор мне сказал… грудь, говорит.

Порфирий. Какой лучший доктор?

Сталин. В Гори у нас был хороший доктор… старик…

Порфирий. Ну?

Сталин. Дошел до ночлега, снял одежду… Повалился и думаю, как я буду сейчас умирать. И заснул, и спал пятнадцать часов, и проснулся, и с тех пор не кашлянул ни разу… Наташа, начистоту: можно ночевать?

Наташа. Что ты спрашиваешь?

Порфирий. Как же ты спрашиваешь!..

Сталин. Одно слово: дай поесть чего-нибудь…

Наташа. Сейчас, сейчас! (Бежит к буфету)

...

Порфирий тоже.


Порфирий (с вином). Пей!

Сталин (пьет). Дай сыру… (Ест.) Оказывается, цыганка… верно нагадала…

Наташа. Что ты говоришь?..

Сталин. Чепуха… это давно было… Гадала и говорила, что в путешествии очень удача будет… Конечно, удача: обледенел и болезнь погибла… погибла в Сибири!.. Рубль я ей заплатил за предсказание… (Умолкает и засыпает, положив голову на скамейку.)

Наташа. Сосо! Что ты? Очнись!

Сталин. Не могу… я четверо суток ехал, не спал ни одной минуты… нельзя было… поймать могли… не могу!

Порфирий. Иди, ложись… Поднимись.

Сталин. Нет, ни за что… убей… не пойду… от огня… (Засыпает)

Наташа. Оставь! Оставь его! Придет Сильвестр. Вы его перенесете.

...

Стук.


Вот он!

Порфирий. Нет, нет! Стой здесь! Я открою! Я! (Идет, открывает.)

...

Входит Сильвестр.


Порфирий. Смотри!

Сильвестр. Что?! Вернулся?!

Порфирий. Вернулся.

...

Занавес


Конец

1939 г.




notes

1

Среди многочисленных статей на эту тему упомяну и свои: «Московский литератор», 1989, 20 января; «Литературная Россия», 1991, 1 февраля; «Литературная Россия», 1991, 20 сентября; «Советская литература», 1991, № 1.

2

В «Дневнике Елены Булгаковой» подробно говорится о возникновении замысла пьесы и ходе его воплощения, б февраля 1936 года М.А. Булгаков — «окончательно решил писать пьесу о Сталине». В этот день Булгаковы впервые увидели генеральную репетицию «Мольера». На «черновой» генеральной присутствовали директор театра Аркадьев, секретарь ВЦИКа Акулов да «этот мерзавец Литовский». «Это не тот спектакль, о котором мечталось. Но великолепны: Болдуман — Людовик и Бутон — Яншин», — записывает Елена Сергеевна впечатления этого дня. Фальшива в роли Мадлены Коренева, неудачно сыграли и другие артисты. Но публика приняла спектакль, аплодировала почти после каждой картины. Вахтанговцы работали над постановкой «Ивана Васильевича», Михаил Афанасьевич успешно вел переговоры о постановке пьесы «Александр Пушкин».

Все шло с большим трудом, но в эти дни Булгаков испытывал творческий подъем. И на этой волне возник замысел написать пьесу о Сталине.

212