Том 9. Мастер и Маргарита - Страница 192


К оглавлению

192

Но некоторые потерявшие головы, в особенности в среде чистой молодежи нашей, заразились от сих преступников и стали бредить и жить жалкими остатками рухнувших нигилистических… социал-демократический учений… Если бы даже ангел с неба стал благовествовать не то, что мы благовествуем, да будет анафема. (Галатам 1, 8)

Анафема всем проповедующим злые идеи и убеждения. Да будет же отлучен, да изыдет сей зловредный юноша. Так врач… член тела делается способным произвести заражение всего организма… соглашается на отьятие дорогой ноги или бесценной руки…

Но живо будет царство наше и святая церковь наша и врата ада не одолеют ей! И из века в век, из рода в род от многих миллионов русских сердец будет возглашаться своевременно: кто Бог великий, яко Бог наш? И еще: силою Твоею возвестится царь и о спасении Твоем возрадуется зело!


...

Финал

Вознесем наши горячие молитвы к небесному Царю Царей Всещедрому Богу, да мы тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте сие бо есть добро и приятно пред Спасителем нашим Богом, как говорит все тот же святой апостол в первом послании в Тимофею…

Пастырь
Пьеса
/1-я черновая редакция пьесы «Батум»/

Картина первая

...

Сцена исключения.


Ректор. <…>

Сталин. Аминь!


...

Молчание.


Ректор. Это к чему же…

Сталин. Я сказал «аминь» машинально. Потому что привык, что речь всегда кончается этим словом.

Ректор. Мы ожидали услышать от него слова сокрушения сердечного, раскаяния, и вместо сего — выходка.

Голос. Истинно овца паршивая…

Сталин. Зачем же ругаться в таком парадном случае?

Голос. Дерзослов!

Ректор. Прошу покинуть зал. Иван Петрович, выдайте господину социалисту билет.


...

Все покидают зал, кроме одного из слета.


[Семинарист]. Получите и распишитесь.

Сталин. Писать: волчий билет получил?

<…> Оставьте дерзкие выходки. Пишите: свидетельство об исключении получил — Джугашвили.

Сталин (пишет). Джугашвили… (Принимает билет). Покорнейше вас благодарю.

<…> (удаляясь). Лучше бы подумали о том, что вас ждет. Дадут знать о вас полиции…

Сталин. Наверное, уже дали? (Остается один, закуривает.)


...

Крадучись, входит семинарист.


Семинарист. Во история! С аминем-то? А? Матвей побагровел. Я думал, что его тут же кондрашка стукнет. Однако что же ты теперь, Чижик Иванович, делать будешь? Эх… Все-таки положение твое довольно сложное.

Сталин. Как-нибудь проживем…

Семинарист. Как-нибудь-то как-нибудь, а деньги у тебя есть?

Сталин (пошарив в кармане). Нет, как будто нету.

Семинарист. Я тебе могу дать рубль взаймы. Только ты через неделю отдай.

Сталин. Нет, погоди… у тебя у самого нету… Ну что по гривенникам собирать будем… как на паперти. У меня есть другой, более серьезный план.

Комаров. Какой там план? Где ты обедать будешь, вот что мне интересно?

Сталин. Обед ― это неважно, насчет обеда у меня есть твердая надежда на одно место. Тут есть более существенные вопросы. (Шарит в карманах машинально.).

Комаров. Ты чего по карманам хлопаешь?

Сталин. Был у меня рубль… Ах, да, ведь я же его только что загубил.

Комаров. Как ― загубил?

Сталин. Да когда сюда шел на эту процедуру, встретилась цыганка. Дай погадаю, дай погадаю… прямо не пропускает. Ну, я согласился. И она очень хорошо так погадала… Все, оказывается, исполнится, как я думаю, сбудется до последней капельки. И что путешествия будут, и все в том же роде. (Ну, я ей рубль отдал.) Большой будешь человек. Стоит рубль заплатить.

Комаров. Нет, брат ты мой. Пропал твой рубль даром. Все наврала эта цыганка. Судя по сегодняшнему, не так все славно получается, как бы хотелось.

Сталин. Кто его знает…

Комаров. Жаль, жаль мне тебя, Иосиф. По-товарищески тебе говорю.

Сталин. Ну, спасибо. Да, кстати: у меня к тебе просьба… Ты знаешь Герасима в пятом классе, приятеля моего?

Комаров. Знаю.

Сталин. Я уж его не увижу… Передай ему, пожалуйста, письмо. В собственные руки, по секрету.

Комаров. Ну, давай, давай.

Сталин. Сам можешь прочитать. Письмо открытое. (Подает несколько листков Комарову).

Комаров (заглянув осторожно в листки). Забирай обратно свое письмо. Ну тебя к Богу! (Дает листки Сталину.) Слушай, Иосиф, серьезно тебе говорю, брось с прокламациями возиться, погибнешь!

Сталин. Что ж теперь отказываешься?

Комаров. Спасибо тебе! Я вовсе не желаю, чтобы меня тоже по шее попросили. Я в университет переходить собираюсь. Да ты спрячь, спрячь.

Сталин. Какой риск для тебя? По коридору пройти, отдать ему. И ничего говорить не надо. Он знает. Скажи — от Иосифа, и всё.

Комаров. Бессмыслица это все, вот что.

Сталин. А, нет, постой, постой, тогда выслушай. Я тебя давно знаю: что можно о тебе сказать? Подумаем. Первое, что ты человек порядочный. Загибай один палец. И конечно, если бы было не так, я бы не стал тебя просить. Второе: ты человек, безусловно, развитой, даже я бы сказал на редкость развитой…

Комаров. Ишь ты как…

Сталин. И наконец, последний палец, третий: ты начитанный человек, что очень ценно. Итак: неужели при этих твоих блестящих качествах не понимаешь, что долг каждого честного человека в стране всеми мерами, хотя бы слишком скромными мерами, бороться с тем гнусным явлением, благодаря которому задавлена под гнетом, живет в бесправии многомиллионная страна, в которой зверским образом душат и эксплуатируют рабочих? Как имя этому явлению? Ему имя ― самодержавие. И вот на этих листках и горят в конце простые, но значительные слова ― долой самодержавие.

192